В соседнем отделении голоса звучали все громче, торопливее, точно желая попасть в ритм лязгу и
грохоту поезда. Самгина заинтересовал остроносый: желтоватое лицо покрыто мелкими морщинами, точно сеткой тонких ниток, — очень подвижное лицо, то — желчное и насмешливое, то — угрюмое. Рот — кривой, сухие губы приоткрыты справа, точно в них торчит невидимая папироса. Из костлявых глазниц, из-под темных бровей нелюдимо поблескивают синеватые глаза.
Локомотив снова свистнул, дернул вагон, потащил его дальше, сквозь снег, но
грохот поезда стал как будто слабее, глуше, а остроносый — победил: люди молча смотрели на него через спинки диванов, стояли в коридоре, дымя папиросами. Самгин видел, как сетка морщин, расширяясь и сокращаясь, изменяет остроносое лицо, как шевелится на маленькой, круглой голове седоватая, жесткая щетина, двигаются брови. Кожа лица его не краснела, но лоб и виски обильно покрылись потом, человек стирал его шапкой и говорил, говорил.
Неточные совпадения
«Все считает, считает… Странная цель жизни — считать», — раздраженно подумал Клим Иванович и перестал слушать сухой шорох слов Тагильского, они сыпались, точно песок. Кстати — локомотив коротко свистнул, дернул
поезд, тихонько покатил его минуту, снова остановил, среди вагонов, в
грохоте, скрежете, свисте, резко пропела какой-то сигнал труба горниста, долетел отчаянный крик...
Он заставил память найти автора этой цитаты, а пока она рылась в прочитанных книгах,
поезд ворвался в туннель и, оглушая
грохотом, покатился как будто под гору в пропасть, в непроницаемую тьму.
Пассажирский
поезд весело бежал с юга на север, пересекая золотые хлебные поля и прекрасные дубовые рощи, с
грохотом проносясь по железным мостам над светлыми речками, оставляя после себя крутящиеся клубы дыма.
Со странным очарованием, взволнованно следил он, как к станции, стремительно выскочив из-за поворота, подлетал на всех парах этот
поезд, состоявший всего из пяти новеньких, блестящих вагонов, как быстро росли и разгорались его огненные глаза, бросавшие вперед себя на рельсы светлые пятна, и как он, уже готовый проскочить станцию, мгновенно, с шипением и
грохотом, останавливался — «точно великан, ухватившийся с разбега за скалу», — думал Ромашов.
Лязг и
грохот все приближался, и им казалось, что
поезд вкатится в комнату.
Несколько раз
поезда, проходя мимо рощи, наполняли её
грохотом, облаками пара и лучами света; эти лучи скользили по стволам деревьев, точно ощупывая их, желая найти кого-то между ними, и торопливо исчезали, быстрые, дрожащие и холодные.
Потянулся бесконечный заборчик, потом опять канава, и, как темная пахучая шапка, надвинулся на голову лес и погасил остатки света. За деревьями, как последнее воспоминание о происшедшем, замелькали в
грохоте колес освещенные оконца пассажирского
поезда и ушли к станции.
Лукич бодро подбегал к станции, а навстречу ему, свистя и размётывая в воздухе толстый жгут белого пара, приближался
поезд, наполняя воздух тяжёлым
грохотом.
Вокзал с его разноголосою сутолкою,
грохотом приходящих
поездов, свистками паровозов, то густыми и сердитыми, как голос Осипа Абрамовича, то визгливыми и тоненькими, как голос его больной жены, торопливыми пассажирами, которые все идут и идут, точно им и конца нету, — впервые предстал перед оторопелыми глазами Петьки и наполнил его чувством возбужденности и нетерпения.
На небе сияют разноцветные плакаты торговых фирм, высоко в воздухе снуют ярко освещенные летучие корабли, над домами, сотрясая их, проносятся с
грохотом и ревом
поезда, по улицам сплошными реками, звеня, рыча и блестя огромными фонарями, несутся трамваи и автомобили; вертящиеся вывески кинематографов слепят глаза, и магазинные витрины льют огненные потоки.
Внезапно домик затрясся от
грохота и лязга взошедшего на мост
поезда, и за гулом его Алексей Степанович не слыхал, что говорит Оля. Постепенно лязганье стихло, и далекий свисток пронесся над водой.
В моих ушах еще звучит пронзительный свисток локомотива, шумят колеса
поезда — и весь этот шум и
грохот покрывают дорогие моему сердцу слова...
Казалось, что слишком часто истопник входил и поглядывал на термометр, что шум встречного
поезда и
грохот колес по мосту слышались без перерыва.
Отходил этот
поезд, бесшумно качаясь на мягких рессорах, — и ему на смену с неуклюжим
грохотом становился другой, сплошь состоявший из простых товарных вагонов.
Поезд мчался. Впереди на черном небе чудился отсвет далекого зарева, сквозь
грохот вагонов как будто слышались выстрелы. Все осматривали и заряжали свои револьверы.
Новый проводник был здоровенный парень с обмотанною вокруг макушки толстою косою, с наглыми, чему-то смеющимися глазами. Он шел впереди обоза, опираясь на длинную палку, ступая по снегу своими китайскими броднями с характерными ушками на тыле стопы. Было морозно, снег блестел под солнцем. Дороги были какие-то глухие, мало наезженные. Далеко назади осталась железная дорога, по снегу чуть слышно доносились свистки и
грохот проходящих
поездов. Наконец, и эти звуки утонули в снежной тишине.
— Ур-ра-а!!! — гремело в воздухе под учащавшийся
грохот колес. В переднем вагоне хор солдат нестройно запел «Отче наш». Вдоль пути, отставая от
поезда, быстро шел широкобородый мужик с блаженным красным лицом; он размахивал руками и, широко открывая темный рот, кричал «ура».